«Крепостные» — самые милые люди на свете.В их поле дышится легко, как ни в каком другом. И не без причины., К примеру, душа 1-ой Воли бетонными надолбами своего «Я» на дальних подступах встречает всякого праздного посетителя. 2-ая Воля более доступна, но проникновение в ее каучуковую суть так же имеет неясно читаемые, но ясно ощущаемые границы. Поле души 3-ей Воли размыто и дает о себе знать не столько твердостью, сколько разлитым в воздухе нервным электричеством.
Иное дело, 4-ая Воля, ее поле можно проходить насквозь, вьезжать на танке — сопротивления не будет. Потому так легко дышится в поле «крепостного» — оно разряжено. Про Дарвина с его 4-ой Волей вспоминали так: «Кому хоть раз посчастливилось сидеть с ним за одним столом…в тесном кругу добрых друзей, а особенно если соседкой его оказывалась милая женщина. тот не скоро такое забудет. С ним каждый чувствовал себя легко и просто, он болтал, весело смеялся, оживленно поддевал, подразнивал, но не обидно, а лишь забавно и даже лестно; притом к гостю он всегда относился уважительно и неизменно старался вовлечь нового человека в общий разговор».
Внешне 4-ая Воля практически ничем не отличается от 2-ой Воли. Ей присущи те же естественность и простота поведения, уважительность и деликатность обращения, безмятежность и открытость взгляда. Право, я и сам не берусь отличать «крепостного» от «дворянина» при шапочном знакомстве .Впрочем, как уже говорилось, при всем своем сущностном различии Вторая и Четвертые функции внешне почти не отличимы.
Картина мироздания, живущая в душе 4-ой Воли, практически повторяет соответствующую картину 1-ой Воли, т.е. космос — это иерархия, состоящая из двух ступеней: верхней и нижней. Разница в том, что «крепостной» автоматически помещает себя не на верхнюю, как «царь», а на нижнюю ее ступень, отводя себе роль пасомого, подчиненного, ребенка.
Отсюда одна из характернейших примет 4-ой Воли — ее безвременная детскость, которую, в силу искренности и простодушия,не хочется называть инфантилизмом. В принципе, и 3-я Воля инфантильна, но она пытается маскироваться под взрослого и тем отталкивает. 4-ая Воля не маскируется и тем очень располагает к себе, хотя есть в ее поведении черты, вызывающие недоумение и оторопь. Например, Жан-Жак Руссо, попав под одеяло к мадам де Варанс, и там продолжал называть ее «мамочкой», хотя характер отношений очевидно противоречил такому обращению.
Безграничная исповедальность — ахиллесова пята и характернейшая из примет «крепостного».Толстой долго страдал от того, что не способен писать с той искренностью, с какой написана»Исповедь» Руссо. И страдал напрасно. Толстому, с его 1-ой Волей, просто не дано было писать с такой бесшабашной откровенностью, на которую способна только 4-ая Воля. А легко дается исповедальность ей потому, что у «крепостного» отсутствует чувство личностного самосохранения, не дорога Воля — опора личности, удар по которой мог бы серьезно потрясти его существо. Например, император Клавдий способен был публично сказать на суде об одной из свидетельниц: «Это отпущенница моей матери, из горничных, но меня она всегда почитала как хозяина, — говорю об этом потому, что в моем доме и посейчас иные не признают меня за хозяина, «- и нисколько при этом не смутиться. И не смутиться потому, что гласности предавалось то, что ему, императору и так было известно: он не личность и, что самое важное, не личность, нисколько не обеспокоенная своей безликостью.
Заниженная самооценка — несравненный, бесценный дар. Она делает жизнь «крепостного» как ни у кого легкой, безоблачной, а психику такой устойчивой, что даже время, непременно оставляющее зарубки на нашей душе, развинчивающее психический механизм, над 4-ой Волей не властно. Когда твердая основа личности отсутствует, порка — непременная спутница жизни, не более эффективна, чем порка болота.
Семья — первая из общественных ячеек, которой «крепостной» раз и навсегда передоверяет свою волю. Возраст, положение в обществе никак не влияют на его место в семье, он до конца дней чувствует себя ребенком своих родителей и даже не пытается со временем стать с ними на одну ногу. Два моих приятеля, уже успевшие пожить и поседеть мужчины, по сию пору скрывают от родителей свое пристрастие к табаку, будто ничего не изменилось с той счастливой детской поры, когда их могли наказать за найденные в кармане сигареты.
Дальше — школа. Здесь «крепостной» выделяется примерностью своего поведения. Юный Сережа Костриков (Киров) потрясал учителей своим «поведением примерным, даже беспримерным», а однокашникам запомнился тем, что, попав в школу, направо и налево говорил «Спасибо!», за что и был прозван»Спасибо».
На примере уже взрослого Кирова хорошо видна и та опасность для «крепостного», что таится в его покорности, детскости и искренности. Когда группа делегатов XYII cьезда КПСС пришла к Кирову и предложила ему пост главы партии, он не только наотрез отказался, но и сообщил об этом визите Сталину, чем подписал себе и им смертный приговор.
Так повести себя могла только 4-ая Воля и никакая другая. Если, к примеру, с предложением верховной власти обратились бы к 1-ой Воле, она, не задумываясь, ответила бы: «Конечно, давно пора!» — и кинулась бы в бой. 2-ая Воля энтузиазма по этому поводу не выказала бы, но согласилась бы, обусловив свое согласие волеизьявлением большинства сьезда. 3-я Воля отказалась бы, но и сообщать Сталину о предложении не стала бы, а начала бы тайный зондаж на предмет свержения тирана в будущем.Киров пошел своим путем, путем 4-ой Воли, и можно сказать, что его гибель была психотипически предопределена.
Пример Кирова еще не предел самоубийственной раболепной психологии 4-ой Воли. Случается холопство «крепостных» приобретает прямо патологические формы, доводит их до заболевания, в психиатрии именуемого «помешательство вдвоем». В начале XIX века в Берлине был зафиксирован следующий случай: «Больная — пожилая женщина, убежденная в том, что некий высокопоставленный чиновник собирается на ней жениться, привила эту идею своему мужу; оба были помещены в Шаритэ, где больная вскоре умерла, а муж ее совершенно поправился».Врачи поначалу пытались обьяснить этот случай некой «психической инфекцией», но разлет в географии данного явления скоро положил домыслам конец. Появилась монография Режи «Помешательство вдвоем», в которой другими словами было сказано о явлении нам теперь известном, предмете разговора — 4-ой Воле, которая в приведенном примере, конечно же, была у мужа и которую, стоящая выше Воля жены, довела до помешательства.
4-ая Воля — вернейшая супруга, лояльнейшая подчиненная. Но вот парадокс, именно «крепостной» часто выглядит со стороны страшным бунтарем и фрондером. Например, «мягкий, как воск», Бухарин считался едва ли не хроническим и почти официальным главой оппозиции Ленину, Молотов — единственный, кто открыто спорил со Сталиным, и это при том, что у обоих была 4-ая Воля. Предполагаю, что обьясняется этот феномен двояко. С одной стороны, в отличие от «мещанина» — лукавого раба, искательного и в высшей степени чуткого к запросам хозяина человека, 4-ая Воля — раба без лукавства, служащая с солдатской прямотой, нечуткая к хозяину, часто продолжающая двигаться прежним курсом после того, как босс уже сделал поворот. Отсюда и ножницы в поведении, походящем на бунт.
С другой стороны, как говорил Томас Манн: «Добровольное рабство — это и есть свобода». Данный афоризм, как ни к кому, приложим к 4-ой Воле. Добровольное и искреннее рабство дает ей право на свободное, прямое самовыражение остальных, стоящих выше функций, которое вполне можно принять за восстание, если бы оно имело хоть какие-то последствия.
Всерьез воспринимать бунт «крепостного» можно, только глядя на него издалека.Троцкий не зря называл фронду Бухарина «бунтом на коленях».Внутренняя свобода при выражении своего мнения у 4-ой Воли никак не связана со свободой в принятии решений. Как жаловался Руссо в связи с семейными дрязгами: «Чтобы избавиться от всей этой суетни, понадобилась бы твердость, на которую я не был способен. Я умел кричать, но не действовать. мне предоставляли говорить, но поступали по-своему.»
Жизнь 4-ой Воли — жизнь щепки, брошенной в воду. «Крепостной» не хозяин себе, его судьбой целиком правят рок и инерция. Поэтому однажды, когда собеседник Молотова заявил, что тот стал коммунистом в результате некого последовательного и осознанного выбора, Молотов просто ответил: «Ветром занесло, вот и стал. Ветром понесло, понесло, так и несет. А потом в ссылку попал — деваться некуда.»
Кроме простоты, открытости, беззаветности 4-ую Волю отличает искреннее нежелание брать на себя серьезную ответственность.Биограф «Битлз» о Ринго отзывался следующим образом: «Он открытый, дружелюбный и, наверно, самый симпатичный из всех Битлз. Он совершенно не сосредоточен на себе » .И далее биограф приводит характерное для Стара высказывание. Признавая свой успех в фильме «Вечер тяжелого дня», Ринго говорил: «После этого фильма я получил много предложений, и все на главные роли. Однажды я чуть было не согласился сыграть роль Ватсона в фильме о Шерлоке Холмсе, но потом решил, что это все-таки чересчур для меня серьезно. Не хочу браться за роль, где ляжет на меня основная тяжесть. По крайней мере пока. Представляете, какой был бы ужас — провалиться? А вот маленькие роли — это пожалуйста. Ведь тогда ответственность не на мне.» Обратим внимание, роль Ватсона, конечно же, не роль Жюльена Сореля или Раскольникова, и тем не менее… В стремлении Ринго играть вторые роли, как в капле воды, отражается психология 4-ой Воли, добровольно обрекающая себя на второстепенность,исполнительство, безвестность.
«Думаю, что никогда ни одно человеческое существо не было от природы менее тщеславно, чем я…»- писал Руссо, отмечая тем самым еще одну важную черту психики 4-ой Воли, — искреннее отсутствие честолюбия И, что интересно, история обычно идет «крепостному» навстречу в этом вопросе, делая его редким и случайным гостем на звездном небосклоне человечества
4-ая Воля и сама бывает несказанно удивлена , оказавшись на вершине общественной пирамиды или какой-либо серьезной структуры. Дарвин совершенно искренне писал: «Поистине удивительно, что человек таких скромных способностей, как я, мог в ряде существенных вопросов оказать значительное влияние на взгляды людей науки.» Недоумение Дарвина хочется разделить. Чинить произвол над чем-то уже сложившимся, т.е. реально творить, менять что-то в себе и других можно лишь, обладая соответствующим более или менее твердым инструментом — Волей. И когда она из поролона, проявление инициативы, индивидуальности, самостоятельности, новаторства действительно выглядят почти чудом.
О разных положениях Воли у разных народов будет еще отдельно сказано в связи с конкретными психотипами. Но саму по себе 4-ую Волю можно довольно уверенно приписать великому множеству, живущих в разных концах мира, народам. Общей для них приметой можно считать то, что народы эти были вытеснены на периферию ойкумены: крайний север, крайний юг, дальние острова, тундру, пустыню, джунгли, болота и т.д. Оказались они в таких гиблых местах, думается, в силу массовой покладистости, из-за 4-ой Воли. Любимые русским народом анекдоты о чукче — существе покладистом, робком, наивном и доверчивом — могут послужить весомым аргументом в пользу такого предположения.