Сам титул «догматик» в данном случае имеет двойной смысл: сегодняшний, согласно которому догматиком считают человека, неспособного к перемене раз усвоенных истин, и в древнем значении этого слова, когда под догматиком понимался мыслитель, склонный к монологовой, утвердительной форме интеллектуальной деятельности, в противовес диалектику, который предпочитал диалоговую, вопросительную форму.
В принципе, оба смысла — и сегодняшний, и древнегреческий одинаково применимы к 1-ой Логике. Поскольку внутренняя, психологическая постановка Логики отражается только на способе мышления, но не на качестве его, «догматиком» может оказаться и великим мудрецом и непроходимым тупицей. 1-ую Логику обьединяет результативность мышления, а каковы результаты — дело сугубо индивидуальное.
Среди внешних примет 1-ой Логики наиболее заметной и показательной является однозначно утвердительная форма общения. Даже когда «догматик», казалось, спрашивает, то из этого не следует, что он ждет ответа, да и сам вопрос обычно ставится так, что содержит заведомую оценку. Например, вопрос типа:»Вы слышали, что сказал этот болван?»- очевидно не предполагает непредвзятого обмена мнениями. По этой причине общение с 1-ой Логикой вообще можно считать довольно затруднительным, общение «догматика» настолько деспотично, что разговор волей-неволей сводится к монологу, он может быть интересным, полезным, блистательным или, наоборот, нудным, бесцельным, убогим, но это все равно будет доклад, речь, а не разговор.
Монологовость 1-ой Логики непреодолима даже тогда. когда она пытается говорить от чужого имени и воспроизводить принципиально чуждую себе диалоговую интонацию. Так было, например, с великим «догматиком» Платоном, тщетно имитировавшим стиль своего учителя Сократа, пока естество не взяло свое и он не свел под конец свои «Сократические диалоги» к чистым монологам, на титуле которых имя Сократа, любителя и знатока общения, было уже явной фикцией.
По счастью догматик не болтлив, обладает способностью слышать и не торопится высказываться по всякой из предложенных тем. Он позволяет себе начать монолог лишь в комфортных условиях, т.е. в связи с проблематикой, в которой считает себя компетентным. Насколько основательным оказывается такое мнение о себе — другой вопрос, главное, при обсуждении тем, в которых » догматик» плавает или вообще не обладает информацией. он предпочитает отмалчиваться.
В этом, думаю. проявляется свойственная 1-ой Логике осторожность. Общаться вне утвердительной формы она не умеет, а обнаружение при кавалерийском наскоке на тему несостоятельности своей Первой — опорной и наиболее мощной функции — чревато саморазрушением личности.
Другая причина молчания 1-ой Логики: отсутствие дара и вкуса к дискуссии. В спорах с «догматиком» истина не рождается, она либо утверждается, либо отметается. Третьего не дано.
Обычно он отправляется на диспут с домашней заготовкой — дубиной абсолютной истины, которой иногда весьма эффективно глушит своего оппонента. Но домашней заготовке 1-ой Логики равно присущи и сила, и слабость. Пустяшный, смещающий ракурс темы вопрос, не относящееся к делу замечание, и даже простая нҐлепица выводят «догматика» из равновесия и замыкают его уста. А пока он пытается собрать рассыпавшуюся после сбоя конструкцию своей домашней умозрительной схемы, наступает тягостная немая сцена, мучительная для 1-ой Логики и неприятная для слушателей.
Такое случалось, например, с Демосфеном. Будучи оратором по профессии, он был «догматиком» по способу мышления. Поэтому никогда , даже в крайних случаях, не выступал с экспромтами, но всегда сначала дома писал и заучивал речь, и только потом выходил с ней на трибуну. Все бы ничего, но буйный афинский люд нередко выкриками прерывал оратора, и здесь на Демосфена находил такой столбняк, что он терял дар речи и немотствующим сходил с трибуны, на которую тут же взбирался соратник по партии Демад, способный более гибко реагировать на вызов толпы.
«Догматик» вообще тугодум — стайер, а не спринтер интеллекта. Он, как говорят русские, крепок задним умом (англичане называют это юмором на лестнице), поэтому не обладает вкусом к дискуссии и без крайней нужды в нее не вступает. Дарвин признавался: «Я не наделен способностью схватывать на лету или остротой ума, так поражающими нас в одаренных людях, например в Гексли. Соответственно я неважный критик..»
Третья причина молчания 1-ой Логики: неприязнь к праздной болтовне. гипотезам и вообще частному мнению. «Догматик» взыскует абсолютной истины, а не мнения. Только абсолютная истина может быть положена кирпичом в ту интеллектуальную опору, что строит для себя 1-ая Логика. Отсюда откровенное отчуждение и даже неприязнь, которые испытывает «догматик» к болтовне, гипотезам и мнениям. Один из близко знавших Эйнштейна ученых писал: «Приблизиться к абсолютной истине было для него всего важнее; в этом стремлении он не знал деликатности и не щадил самолюбия оппонентов.»
Не скажу, что сам «догматик» не бывает автором гипотез. Бывает и очень часто нелепых гипотез. Другое дело, что обычно. их за таковые не считает, не считает до такой степени, что не склонен опытом проверять верность их жизни. Происходит это не по небрежности, упаси Бог, но потому, что для 1-ой Логики мысль первична и самодостаточна, она обьективна и не нуждается в каких-либо костылях.
Идти от концепции к факту, а не наоборот — обычный для 1-ой Логики образ действия.Естественным выглядит при таком образе мысли и то, что для «догматика» нет тягостней зрелища, чем вид сраженной фактом теории. Однажды, беседуя с Гексли о природе трагического, кто-то упомянул Спенсера. «Ха!»- вскричал Гексли,-«…трагедия в спенсеровском представлении — это дедукция, умерщвленная фактом».
«Догматик» в своем доверии к мысли (точнее, не к мысли, а к Первой функции — функции наивысшей достоверности), случается, заходит так далеко, что окружающие начинают классифицировать эту увлеченность умозрением как безумие. Одержимость идеей, уверенность в ее сверхценности, опорность на логику в ущерб факту и опыту имеет в психиатрии свое специальное название — «паранойя». И бывает, такой диагноз ставится 1-ой Логике. Однако, как и в случае с маниакально-депрессивным психозом у 1-ой Эмоции, паранойя не является психическим заболеванием в собственном смысле этого слова. она — просто крайнее выражение 1-ой Логики, от природы излишне доверчивой к умозрительным схемам. И если классифицировать паранойю как болезнь, то болезнь эта не психическая, а психотипическая, т.е. обусловленная психическим типом индивидуума.
Впрочем, клинического звания — «параноик» 1-ая Логика удостаивается достаточно редко, чаще речь идет о пограничном состоянии. характеризуемом обычно эпитетами типа: «ментор», «доктринер», «ученый осел».Действительно,как ни прискорбно это признать, именно 1-ая Логика, своей сверхмощью дающая человеку опору и защиту, в то же время лишает его мозг гибкости, способности к росту, порождает стада ученых ослов.
Очень напоминает сумасшествие и та реакция, какой реагирует 1-ая Логика на всякую очевидную глупость, бессмыслицу, алогизм, белиберду, другими Логиками воспринимаемые обычно достаточно снисходительно. Заведомая бессмыслица , то есть, прямое издевательство над лучшей, важнейшей стороной психики «догматика» практически сразу же выбивает его из колеи, доводя до бешенства, до истерики. Паустовский описал в мемуарах одного своего гимназического учителя, патологически невыносившего белиберды. Юные балбесы-гимназисты скоро распознали эту его слабость и, гаркнув какую-нибудь заведомую глупость еще в начале урока, просто вырубали учителя, сразу доведя до истерического припадка и невменяемости.
Мышление 1-ой Логики, может быть, не самое лучшее в мире, но, точно, самое ЧЕСТНОЕ. Происходит это потому, что над Логикой здесь ничего не стоит, и никакая другая функция не выкручивает в угоду себе мышлению руки, не давит сверху, диктуя направление и образ мысли. У «догматика» стоящие ниже функции могут лишь просить , а не требовать у Логики нечто для себя,нечто работающее на корыстолюбие по Физике, на чувствительность по Эмоции, на тщеславие по Воле — и только. Поэтому 1-ая Логика, как никакая, честна и чиста в своем умозрении, и на строгость ее интеллектуальных построений вполне можно положиться.
Способность погружаться в мысль до полного отключения от внешнего мира замечается у «догматика» уже в детстве. Крайняя и, что еще важнее, одинокая задумчивость характеризует такого ребенка. Он часами может пребывать в одиночестве, занятый своими мыслями, не реагирующий на происходящее вокруг. Иногда мысль захватывает его в самый неподходящий момент, например, за едой и захватывает так сильно, что взгляд ребенка-«догматика» каменеет и ложка надолго повисает в воздухе, не донесенная до рта.
Склонность к сомнамбулическому погружению в мысль у 1-ой Логики хорошо иллюстрируется эпизодами из жизни Эйнштейна. Рассказывают, что однажды видели Эйнштейна, катящего по улице коляску с ребенком; внезапно он остановился в самом неподходящем, с точки зрения правил уличного движения, месте и, достав из кармана бумагу и карандаш, принялся делать торопливые заметки. Только покончив с записью, Эйнштейн продолжил движение. Или другой случай. Желая отпраздновать попышнее день рождение ученого, друзья пригласили Эйнштейна в ресторан и, кроме всего прочего, заказали редкое лакомство — русскую икру. Когда икра была принесена, Эйнштейн как раз «говорил о ньютоновском законе инерции и о возможном его физическом обьяснении. Он отправил себе в рот икру и продолжал комментировать закон инерции. Когда икра была сьедена и оратор остановился, чтобы поставить невидимую точку, собеседники спросили его, знает ли он, что он сьел. «Нет, а что?» — «Это была икра!» — «Как, неужели это была икра?» — воскликнул Эйнштейн с грустью…»
Известным своеобразием отличается и память 1-ой Логики. Она хорошо держит идеи, теории, концепции, но довольно слаба по части фактов, имен, дат, цифр. Когда Эйнштейну задали простенький вопрос о скорости звука, он ответил: «Я не знаю этого наизусть. К чему загружать свою память тем, что можно найти в любом справочнике.» Обьяснение Эйнштейна справедливо лишь наполовину, корень такого рода забывчивости в результативности мышления «догматика». Его не интересует разрозненный внесистемный фактический материал, потому что на нем нельзя построить ту законченную интеллектуальную конструкцию, на которую старается опереться 1-ая Логика. По мнению «догматика», факты — песок, строительный материал сам по себе негодный, ценным его делает лишь заметная добавка цемента мысли, способного превратить песчинки фактов в тот бетон, из которого только и возможно формировать подлинную и незыблемую опору личности.
По той же причине «догматик» обычно не любопытен и часто даже мало начитан. Вообще, если круг его профессиональных интересов далек от интеллектуальной сферы, багажом своим «догматик» из толпы почти не выделяется, да и не стремится к этому. Его конек — системный анализ, а не хранение информации. Нильса Бора, например, никто из коллег не считал сколько-нибудь серьезно эрудированным человеком, но его гигантского таланта структурировать разрозненные, на первый взгляд, случайно попавшие в поле зрения факты, не отрицал никто. Сам Бор говорил:»Знаете ли, я ведь дилетант. Когда другие начинают непомерно усложнять аппарат теории, я перестаю понимать что бы то ни было…С грехом пополам я умею разве что думать.»
«Догматик»- философ, философ даже тогда, когда род его занятий формально далек от философии. Например, Эйнштейна и Бора принято считать физиками, но на самом деле они были натурфилософами и стояли гораздо ближе к Демокриту, чем к Резерфорду.. Обьяснить философские склонности «догматика» можно тем, что мышление 1-ой Логики изначала стратегично и тяготеет к созданию замкнутых универсальных систем. Связать мыслью все сущее в мире — недостижимая, но постоянно воздвигаемая «догматиком» перед собой цель. Как писал другой знаменитый физик Хевеши: «Мыслящий ум не чувствует себя счастливым, пока ему не удается связать воедино разрозненные факты, им наблюдаемые..Эта «интеллектуальная несчастливость» более всего побуждает нас думать — делать науку.»
Самомнение «догматика» по части способностей своего ума простирается куда как далеко. Однажды Джордж Элиот спросила у Спенсера, почему у него при такой усиленной работе совсем не видно морщин на лбу. «Это , наверно, оттого, что я никогда не бываю озадачен,»- ответил знаменитый ученый. «Догматик» самоуверен до того, что, пожалуй, только его оставляет равнодушным всеобщее увлечение кроссвордами,логическими тестами и тому подобными средствами интеллектульного самоконтроля. А напрасно. Эта самоуверенность подчас служит 1-ой Логике недобрую службу, потому что когда в зависимости от результатов тестирования оказывается судьба человека (прием на работу, в учебное заведение и т.д.), 1-ая Логика далеко не всегда набирает высокие баллы. И дело не только в неразворотливости и туговатости мышления «догматика». Само предположение, что сила ума, данная ему природой не просто в достатке, но даже с избытком, может быть оспорена, кажется «догматику» настолько смехотворной, что напрягать свои полушария он порой считает просто излишним. Отсюда и часто более чем скромные результаты интеллектульного тестирования 1-ой Логики.
О стиле. В своем стремлении к лаконизму 1-ая Логика очень напоминает 1-ую Эмоцию. Как и «романтик», «догматик» краток в самовыражении и на суд людской стремится представить лишь результат своих одиноких размышлений — «изюм» мышления, с исключением всего, что ему предшествовало, т.е. процесса рационального поиска. Например, Эйнштейн изложил свою знаменитую теорию относительности на трех страницах, а на диссертацию потратил восемнадцать страниц, даже не снабдив ее списком литературы.
Лапидарность самовыражения 1-ой Логики редко бывает ей на пользу и почти всегда во вред. Иногда с ней прямо можно связать некоторые невосполнимые, трагические потери. Скажем, Гераклита — величайшего и глубочайшего философа древности уже при жизни прозвали «Темным», и до наших дней из всего его философского наследия дошло лишь несколько блистательных цитат. Такова бывает горькая плата 1-ой Логики за высокую концентрацию ее подчеркнуто результативного стиля.
Очень узнаваем почерк «догматика». Он некрасив, трудночитаем и по своим принципам приближается к стенографии (думаю, у изобретателя стенографии была 1-ая Логика). Главные формальные признаки «догматического» почерка таковы: из всех вариантов написания букв выбирается наиболее простой и быстрый, также и связки между букв коротки, прямы и максимально приспособлены к скорописи. Одним словом, почерк 1-ой Логики предельно рационален и пренебрегает ясностью и эстетикой ради скорости и простоты.